Доброго времени дня, уважаемые читатели блога . Сегодня вас ждет очень интересная статья об известном на весь мир народном промысле Дагестана – ковроделии. Действительно, дагестанские ковры считаются эталоном изящества и качества, и очень часто я слышал восторженные отзывы людей, которые говорили, что даже персидские ковры не такие красивые и качественные, как дагестанские.
Идею написания этой статьи мне подсказал постоянный читатель блога Джамал Рамазанов. Если вы помните, в конце 2011 года я провел новогодний конкурс . Так вот, тогда статья Джамала «Табасаранские ковры – гордость народа» заняла почетное третье место. Думаю, пришло время мне сказать «свое слово» на эту тему.
Знаете, прежде, чем начать писать эту статью, я просмотрел в интернете много информации о дагестанских коврах, и заметил очень интересную деталь – все пишут (или переписывают) об истории, развитии и современном состоянии индустрии ковроделия, но нигде не раскрыт процесс создания красивейших табасаранских ковров и то, где может человек приобрести подобные ковры. Понимая то, что в одной статье все не уместить, я решил дать вам всю информацию в трех статьях:
- Почему дагестанские ковры ценятся выше персидских
- Механизм и процесс создания табасаранских ковров
- Как и где можно купить дагестанские ковры?
Вторую и третью статьи я напишу позже. Подпишитесь на обновления блога , чтобы не пропустить появление новых статей на блоге (). А сегодня вы получите базовую информацию о коврах, а также в конце статьи вас ждет приятный сюрприз. Сразу хочу уточнить вопрос о том, почему в одних случаях я говорю «дагестанские ковры» , а других – «табасаранские ковры» . На самом деле, это одно и то же. Ведь, ковроделие в Дагестане ассоциируется, в первую очередь, с деятельностью табасаранского народа. А вообще, сложилась очень интересное «разделение народного труда» в горной республике. В старину даже говорили так: «Даргинцы селения Кубачи известны обработкой металла и резьбой по камню, аварцы селения Унцукуль – мастера художественной насечки металлом по дереву, жители Табасарана – умелые ковродельцы». А теперь, давайте рассмотрим историю возникновения ковроделия .
Дагестанские ковры: история появления и предназначение
Первые упоминания о дагестанских коврах можно встретить в трудах «отца истории» — Геродота. В основу классического дагестанского ковроделия положены традиции восточных умельцев. Ведь, много веков европейцы снаряжали торговые экспедиции в Персию и Китай для того, чтоб привезти оттуда не только шелк, но и ковры. Любой уважающий себя аристократ или монарх имел целую россыпь красивейших ковровых изделий Востока. Кстати, самый древний ковер, который дошел до наших дней, был найден во время раскопок в 1949 году, а сегодня входит в золотую коллекцию Эрмитажа:
Глупо думать, что ковры изначально были придуманы как предмет роскоши. Вначале они имели очень узкий функциональный характер. Подумайте сами, на Востоке в древности проживали, в основном, кочевники. А что самое главное для кочевника? Первое – большая мобильность, второе – быстрое обустройство жилища, третье – защита от климатических факторов, то есть, чтоб было тепло и сухо. Именно ковры в полной мере отвечали всем требования, которые были необходимы для жизнедеятельности кочевников. Понятно, что те ковры очень сильно отличались от того, что мы сегодня видим. Но, это так было положено начало ковроделию.
Уже потом люди поняли, что ковер – это не только защита от ветра, но и способ выделиться среди своих сородичей. Так пришли к тому, что стали ткать красивые и изысканные ковровые изделия. Дальше это привело к тому, что количество, качество и красота ковров определяло уровень богатства человека. Каждый правитель Древнего Востока старался окружить себя дорогими и изысканными коврами, подчеркивая, таким образом, свое превосходство над остальными.
Кстати, знаете ли вы, как в древности в Дагестане проверяли качество изделия? Я где-то читал, что раньше проверка качества ковров проходила в три этапа: 1 – по только, что вытканному ковру пропускали табун лошадей; 2 – после этого несколько дней держали изделие под палящими лучами солнца; 3 – последний этап заключался в том, что ковры опускали в воду и оставляли там некоторое время. Если после всех этих «испытаний» ковровое изделие не теряло свих свойств, то считалось, что мастер поработал на славу. Вот это были технологии!
Почему настоящие табасаранские ковры ценятся выше персидских?
Можно ли вообще сравнивать табасаранские ковры с персидскими (иранскими)? На самом деле, можно и нужно. Хотя, не нужно умалять качество работы, талант и славу иранских умельцев, но факты остаются фактами. Средняя «продолжительность жизни» персидского ковра равна 70-150 лет, а дагестанские ковры «проживут» — 300-400 лет. Это в том случае, если «эксплуатировать» по назначению. Да, подчеркиваю, что все вышеприведенные цифры относятся к коврам ручной работы.
В последние годы, к сожалению, качество изготовления табасаранских ковров стало ухудшаться за счет того, что за это дело взялись люди, которые хотят извлечь из этого прибыль. Как нам известно, в таких случаях о качестве и уровне сервиса никто не думает. Хотя, нужно отметить, что до сих пор огромное количество умельцев ткут именно теми способами и методами, которым обучили их деды и прадеды. Процесс изготовления ковров ручной работы практически не изменился.
Главным достоинством наших ковров является та неповторимая энергетика, которую создает ковер в доме десятилетиями. Это достигается тем, что они из 100% шерсти и на шерстяной основе. Все красители, используемые при изготовлении ковра - естественного происхождения. Цвета в наших коврах - это цвета живой природы, а не химических материалов. Когда смотришь на ковер месяц, год, 10 лет, то это обстоятельство начинает играть немаловажную роль. Именно это передает близость к природе и создает энергетику любви и гармонии. Узоры и геометрические формы используемые в коврах не повторяются и передают природу Кавказа, флору и фауну, отраженную в образном мышлении создателей ковра.
Присутствие такого ковра в доме человека делают человека добрее и действуют умиротворяюще. Такое воздействие не сиюминутное, а ковер раскрывает свою сущность играя естественными цветами природы в течение долгих лет. Эти образы рождают в воображении владельца ассоциации и крепкую связь с родным краем. Такая энергетика передается не только жителям дома, где будет находиться ковер, но и гостям, которые будут приходить в этот дом.
В этом разделе представлены ковры исключительно ручной работы. На изготовление таких ковров уходит от 2-х -3-х месяцев до одного года. Ковры изготавливаются из шерсти окрашенной исключительно натуральными красителями. Краски изготавливаются из растений по старинным рецептам окрашивания, которые были восстановлены по опубликованной в 18 и 19 веке литературе, по секретам крашения. А также путем проведения опытов с красильным растительным сырьем. Красный, бордовый и розовый цвет мы получаем из корня марены красильной, синий и зеленый - из индиго, желтый из барбариса и т.д.
Ковры, к представляющие ценность, как объекты материальной культуры народов России и бывшего Советского Союза. Мы знаем, что раньше многие народы занимались ковроделием. Отдельные экземпляры этих ковров сохранились в музеях. Многие ковры, к сожалению, были вывезены за границу. Однако, не бывает худа без добра. Благодаря тому что они были вывезены, они сохранились в частных коллекциях. И мы имеем возможность лицезреть рисунки этих ковров, опубликованные в каталогах изданных в США, Великобритании, Франции, Германии и других странах.
Вот отзыв покупателя Вячеслава: "В жизни все приходит и уходит. Когда я увидел ковер, то вспомнил ковер моей мамы в Дербенте на котором мы выросли. Что может быть лучше чем это? У ковра матери были такие же цвета. Мне этого в Москве очень не хватало. Я искал такой ковер в интернете но не находил. Но я рад, что нашел свой ковер. Жена моя говорит, что как будто не в Москве, а дома, в Дербенте!"
Предлагаем ознакомиться с видео, снятого у производителей наших ковров:
Внимание: специальное предложение для дизайнеров интерьеров!
Ковроделие у народов Дагестана
Дагестан с древнейших времен известен всему миру многочисленными народными художественными промыслами. Здесь развивалось ручное ковроткачество, гончарное и медночеканное производство, оружейное и ювелирное дело, художественное литье, золотая вышивка, резьба по кости, камню, дереву, орнаментальная насечка и инкрустация металлом по дереву и др.
В дагестанском традиционном обществе до революции каждое второе село имело свое художественное ремесло. Оно носило массовый характер и имело приоритетное значение в экономике и духовной жизни нашего народа. До недавнего времени в 120 населенных пунктах республики на предприятиях народных художественных промыслов трудились более 15 тыс. человек.
Лезгины, как и другие народы Дагестана, внесли свой вклад в развитие почти всех видов художественного ремесла. Наиболее древним и широко распространенным видом декоративно-прикладного искусства у лезгин является ковроделие. Этот излюбленный народом вид искусства веками бережно передавался из поколения в поколение. Язык, узор, колорит его были близки и понятны каждому. Такому широкому развитию ковроделия у лезгин издавна способствовали обилие местного сырья - шерсти и натуральных красителей, развитие животноводства и земледелия, но более всего - талант, художественная одаренность, вкус и мироощущение горянок.
Безвестные мастера создавали уникальные ковры, художественное совершенство которых радует и удивляет поныне. Великолепные ковры и ковровые изделия, созданные руками лезгинских мастериц, украшают крупнейшие музеи нашей страны.
В исторических источниках сохранились многочисленные сведения о высокоразвитом производстве ковров в лезгинских селах Дагестана и о вывозе их в разные страны. В старинном народном эпосе особо восхваляются пурпурные лезгинские ковры.
Ковроткачество наиболее распространено в Ахтынском, Докузпаринском, Сулейман-Стальском, Курахском, Хивском районах, в таких населенных пунктах, как Ахты, Микрах, Орто-Сталь, Кабир, Чиликар, Кашкент, Куг, Цинит, Архит, Цнал, Дардакент, Захит, Цлак, Тркол, Канциль и другие, с охватом более 2000 высококвалифицированных мастериц. В 20-е годы начался новый период развития искусства ковроделия. Была создана промысловая кооперация, ковровщицы были объединены в производственные кооперативы, сперва в товарищества, а позднее - в артели в с. Орто-Сталь, Кабир, Микрах (1928), Ахты (1931), Чиликар (1940).
В 1927 г. в с. Ахты была открыта учебно-показательная школа для подготовки мастериц экспортного коврового производства. В 1934 г. в с. Орто-Сталь создается питомник для выращивания марены. А в с. Микрах открывается красильная мастерская. В этом же году 20 лучших ковровщиц Орто-Стальской артели были отмечены премиями Экспортного совещания при СНК ДАССР. художественный ковроткачество лезгинский
В проводимых конкурсах, выставках работы лезгинских ковровщиц получали высокую оценку. Известны имена мастериц К. Кадыровой из с. Орто-Сталь, А. Карабековой из с. Ахты и мн. др.
Лезгинские ворсовые ковры экспонировались на Парижской международной выставке художественных изделий (1938), где дагестанским коврам была присуждена золотая медаль и диплом первой степени. В 1939 г. на Нью-Йоркской выставке были представлены ворсовые ковры Ш. Рамазановой из Микрахской ковровой артели. Большой славой пользовались лезгинские ковры на Брюссельской международной выставке (1958).Со временем в с. Ахты, Микрах, Кабир, Орто-Сталь и других были построены светлые, просторные помещения, снабженные новыми усовершенствованными станками.
Лезгинские мастерицы изготавливали ворсовые и безворсовые ковры, сумахи, паласы и другие ковровые изделия, такие как наплечные сумки "белих", переметные сумки "хурджины". Производство ворсовых и безворсовых ковров достигало 15 тыс. кв. м, а джурабов - 100 тыс. пар. Особенно славились ворсовые ковры, известные далеко за пределами республики. Они составляли основную массу ковров, производимых лезгинами. Часть высокоплотных ворсовых ковров поставлялась на экспорт.
Лезгинские ковры "Ахты", "Микрах", "Касумкент", Тассан-Кала", "Эрпенек", "Ах-Гюль", "Буделай фурар" занимают особое место в искусстве ковроделия Дагестана. Они вошли в золотой фонд декоративно-прикладного искусства республики. Высокоплотный ковер "Ахты" отличается высоким качеством, добротностью и эластичностью ткани, четким и детально разработанным рисунком, гармоничной расцветкой.
Созываемые на основе древнейшей традиции микрахские ковры ценятся во всех районах Дагестана и известны далеко за его пределами. Только в микрахских ворсовых коврах в обычную для Дагестана сине-красную гамму включается очень специфический телесно-розовый тон, только здесь значительна роль белого цвета, особенно в сопровождающих каймах, число которых достигает иногда восьми-девяти. Узор ахтынских и микрахских ковров имеет мелкую детальную разработку орнаментальных мотивов. Ворсовые ковры типов "Ахты" и "Микрах" в настоящее время производятся в небольшом количестве в связи с прекращением деятельности предприятий.
Помимо ворсовых ковров, изготовляются очень своеобразные односторонние гладкие паласы, ковры-сумахи. Касумкент, Кабир являются одними из центров производства сумахов. Им свойственна большая строгость, четкость и некоторая прямолинейность.
Орто-Стальская фабрика являлась в свое время одной из передовых в области работы над новыми коврами. Здесь выполнены многие сюжетно-тематические ковры, такие как "Портрет Сулеймана-Стальского" и др.
Искусство ковроделия лезгин живет и по сей день в Дагестане. Мастерицы создают свои лучшие ковры, сохраняя преданность классическим традициям, при этом древние мотивы, композиции приобретают новый смысл. Однако они сегодня нуждаются в серьезной государственной поддержке. С переходом на рыночные условия хозяйствования государственная поддержка ковровых предприятий была приостановлена. Многие предприятия перестали существовать, объемы производства ковров и ковровых изделий падают с каждым днем, финансовое положение ковровых предприятий, а следовательно и обеспеченность работой ковровщиц ежегодно ухудшается. Экспорт ковров прекратился. Периодическое усиление кризисных процессов в ковровом производстве, отсутствие необходимых экономических условий для самостоятельного выхода ковровых предприятий из сложившейся ситуации может привести к полному свертыванию производства во многих традиционных центрах ковроткачества в лезгинских районах и увеличению безработицы среди ковровщиц. В результате может возникнуть серьезная проблема сохранения статуса самобытного народного ручного ковроткачества в Дагестане. Государственная поддержка ручного ковроткачества, выступающая одним из важных факторов возрождения, сохранения и дальнейшего развития традиционного народного художественного промысла, являющегося национальным культурным наследием и достоянием дагестанских народов, будет способствовать стабилизации социально-экономической жизни и сохранению престижа Республики Дагестан.
Известно, что чай делают в Индии, в Германи - автомобили, а великолепные шерстяные ковры - в Табасаране. Я имею в виду настоящие, ручной работы ворсовые ковры, пёстрые узоры которых были придуманы много веков назад. Мы поехали в Дагестан, чтобы как можно больше узнать об этом крае — стране гор — и конечно же не могли не заехать в то место, которое на весь мир славится своим ковровым производством — Табасаранский район. Между прочим, табасаранцы являются единственным народом России, которые продолжают заниматься традиционным видом национального искусства — ковроткачеством.
Известный скепсис о "фотографии на фоне ковра" породил несправедливое отношение к нему как к ненужной, давно устаревшей вещи. К тому же наши квартиры, в которых каждый стремится выразить свою индивидуальность, всё менее становятся похожими на жилища наших предков — и часто наполняются бессмысленными вещами. Но жизнь летит очень быстро, и с годами начинаешь постигать ценность тех вещей, которые были придуманы много поколений назад. Мы с Янкой давно уже поняли, что ковёр в доме — вещь полезная, поэтому стали задумываться над тем, где бы его раздобыть. Поездка в Дагестан оказалась как нельзя кстати, став для нас своеобразным паломничеством за ковром.
Табасаран встретил нас великолепными пейзажами гор. Сочные краски зелёных долин, освещённых косыми лучами солнца, выглядели особенно торжественно на фоне надвигающихся свинцовых туч. Мы ехали в гости в один из многочисленных домов, где делают ковры, а в этом как раз заканчивали работу, начатую ещё полгода назад. Хозяева согласились нас подождать, чтобы мы смогли своими глазами увидеть завершение многомесячного труда нескольких мастериц. Мы конечно же спешили. По дороге Магомет — наш дербентский друг, который и организовал эту поездку — рассказывал историю Табасарана и в частности историю ковроделия.
Когда-то ковры были не такими нарядными, как сейчас, и служили вовсе не для украшения комнаты. Кочевые народы, населявшие страны Востока, стали делать их для своих жилищ в первую очередь как функциональную вещь, которая помогала бы хранить в доме тепло, без труда перевозилась из одного места стоянки в другое и при этом служила бы много лет. Со временем ковры стали покрывать узорами, которые делались всё более сложными и изящными, и по их убранству можно было судить о благосостоянии хозяина. Ковры стали предметом роскоши, не теряя при этом своих первоначальных качеств, и из бедных хижин перекочевали в дворцы восточных правителей и влиятельных богачей.
Сегодня ковры обязательно есть в каждом дагестанском доме: в семьях победнее лежат сумахи — безворсовые коврики, а в зажиточных домах полы устланы просто великолепными экземплярами — толстыми, с высоким ворсом и очень приятными на ощупь. Мы, заходя к кому-нибудь в гости, обычно не обращали на них особого внимания, пока не приехали в Табасаран и не узнали о том, сколько времени и труда стоит один такой шедевр.
Нас встретила Умганат Сулейманова — местная жительница, поэтесса и просто хороший человек. Ковры здесь делают почти в каждом доме — если не для продажи, то просто для себя. Умганат не исключение: говорит, когда плетёт ковёр — отдыхает душой.
Мы отправились в следующий дом, где пятеро мастериц заканчивали ткать большой ковёр. Работа над ним велась более шести месяцев!
Сняв по обычаю обувь перед крыльцом, мы по очереди протиснулись в маленькую комнатку, половину которой занимал станок. На нём был натянут очень красивый, почти готовый ковёр, а перед ним на низкой скамейке сидели женщины. Понять что-то в сложном переплетении разнообразных ниток и вспомогательных палочек просто невозможно. Назначение некоторых инструментов и вовсе не ясно. Женщины улыбаются, видя наше замешательство — они-то не глядя могут вязать свои сложные узелки, попутно рассказывая нам о своей работе и на примере показывая тонкости ремесла.
Чтобы сделать ковёр, для начала готовят основу: плотные хлопчатобумажные нити туго и тесно натягивают на раму параллельно друг другу. Затем к станку садятся несколько женщин — и начинается основная работа. Оперируя специальным крючком, они завязывают вокруг каждой нити особый узелок из цветной пряжи. Скорость, с которой движутся руки мастериц, фантастическая — так что невозможно уловить, как именно они завязывают узел. Когда закончен ряд, его пресуют специальным тяжёлым гребешком, а неровные концы обрезают большими ножницами. Таким образом образуется определённой глубины ворс. Чтобы не ошибиться с рисунком, женщины сверяются со схемой по шпаргалке, а самые опытные ковровщицы знают узор на память.
Особое внимание в ковровом деле уделяется пряже. Самым ценным считается ковёр, сделанный из крашеной натуральными красителями шерсти. Как получить тот или иной цвет известно с давних времён — ведь раньше не было искусственных красок. Самые разнообразные цвета можно получить из растений и минералов, а также из некоторых насекомых. Например, традиционный для дагестанских ковров красный цвет добывают из корня растения марена. Также многим знаком такой естественный краситель как хна, из которого получается красивый оранжевый цвет. В наши дни чаще используются синтетические красители. Это делает ковёр немного дешевле, так как не тратится огромный труд на сбор и обработку компонентов натуральных красителей, однако качество ковра от этого не уменьшается.
За рассказом женщины закончили свою работу. Одна из них разрезала нити-основы — и красивейший ковёр торжественно перенесли во двор для его первой фотографии. Теперь он должен отправиться к своему владельцу, которому прослужит не менее 300 лет — нетрудно представить, сколько будущих поколений увидит этот ковёр.
Когда мы приехали в гости к Мигдету Гаджиевичу, мы уже поняли, что уехать из Табасарана без ковра у нас не получится — это было как раз то единственное место, где нужно совершать подобные приобретения. Мигде, в прошлом директор местной школы, а сегодня — человек, который вместе со своей семьёй пытается сохранить в районе ковровое производство, также рассказал нам немало интересного.
С древних времён табасаранцы занимаются ковроделием, и ковры здесь ткали в каждом доме - и для себя, и для продажи. Мастерство передавалось от старших младшим: девочки с раннего детства смотрели, как работают мамы, и молодыми женщинами уже становились опытными мастерицами. В табасаранских семьях женщины были основными кормильцами семьи, так как зарабатывали много больше мужчин. В советские годы в Табасаране было налажено организованное производство ковров. Их стали ткать не по домам, а в одном большом ковровом цехе, куда приходили работать практически все женщины селений. В наши дни этот цех ещё работает, но уже далеко не в полную силу, а большая часть ковровщиц снова вернулась к работе дома.
Ковровый цех
Пока мы слушали Мигдета Гаджиевича, к нам вышла его мама Аминат — девяностолетняя женщина, которая считалась лучшей ковровщицей в селе.
— Дети до сих пор заставляют меня работать,— шутливо жалуется Аминат, показывая на своё вязание. Дети смеются, переводя нам со сложного табасаранского языка слова матери.
Наконец, на двор вынесли ковры, которые были сделаны женщинами этой семьи. Мы щуримся от ярких красок, усиленных солнцем, и, переглядываясь с Янкой, понимаем, что наш ковёр наконец-то нас нашёл и сейчас как раз лежит перед нашми. Через несколько минут в багажнике нашей машины уже лежал аккуратный свёрток, который мы собирались развернуть уже в Москве, в своей квартире.
Весь оставшийся вечер мы провели в гостях у Гаджимурата, главы Табасаранского района, где подняли не один тост за гостей и хозяев, за детей и родителей, за Дагестан и Россию в целом и ещё много-много за что, о чём сейчас уже трудно вспомнить. Сейчас, когда я дома пишу этот пост, я с удовольствием ещё раз говорю спасибо всем табасаранцам, которые проявили к нам столько искреннего гостеприимства, а также тем, кто помог нам приехать в Табасаран.
Спасибо за внимание.
– Бог всегда любил ковер, с тех самых пор, когда его создал. В раю были золото, и хрусталь, и все самое прекрасное, что можно вообразить. Гурии сидели на коврах и пели очень красивые песни. Потом, после изгнания людей из рая, первый сын Адама – пророк Шис – взял шерсть верблюда. Окрасил ее тремя растениями. Может, еще и камнем индиго, я точно не знаю. Сделал пряжу и выткал первый земной ковер. Человечество после потопа родилось заново в Кавказских горах, где пристал ковчег. И ковры начинаются отсюда. Поэтому здесь они самые разнообразные. В узорах древних ковров есть очень большие секреты, признания, поручения будущим поколениям. Только мы не можем их понять…
Круглое лицо пожилой лезгинки задумчиво и торжественно. Изящная армуда с чаем гранатового цвета стынет на столе, а она, не отрываясь, глядит на станок с растянутым ковром – то ли как мать на дитя, то ли как верующий на икону. Скоро кто-то будет топтать его ногами, не задумываясь о том, что в этих хитросплетениях пряжи сокрыта вся жизнь – богатство и нищета, любовь и ненависть, радость и боль…
Задолго до Кандинского и Брейгеля
Дагестанское селение Межгюль затеряно среди гор и лощин, столь хаотичных, что кажется – некий гигант смял здешнюю землю, словно клочок бумаги. Столь же смято, перемешано здесь и время. В крохотном советском Доме культуры – список тухумов (родственных групп) и перечень адатов (доисламских обычаев). Возле древних надгробий, расписанных изящными узорами, стоит современный дом, у порога привязан осел, на веревках сушится белье.
По улице, продавленной грузовиками, с блеяньем течет сплошной овечий поток. Над селением носятся утонченные ласточки. С веселым цвиканьем они влетают в окна местной фабрики. Там на подушках сидят женщины – по пять или шесть за каждым станком. Выпуклые очки, редкие зубы – на протезы, даже металлические, нужны деньги. С синхронностью единого бионического станка они ткут ковры, и только редкие шутки на табасаранском вносят разнообразие в монотонный труд. Не глядя на лежащую поодаль «шпаргалку», ткачихи тянут нити из висящих сверху разноцветных клубков и, ловко орудуя крючком, вплетают их в основу. В кучу свалены мобильники, из одного из них доносится простенький ритмичный мотив.
Когда ряд закончен, его с лязганьем прибивают рагами – тяжелыми зубатыми брусками. Ворс, выступающий над поверхностью ковра, состригают особыми ножницами – их прототипы встречались еще на стоянках бронзового века. Дюжина ладоней с синхронностью многоножки проталкивает уток, и все повторяется вновь и вновь – до самого перерыва, когда мастерицы ненадолго сменят фабричный труд на домашний, готовя обед для всей семьи.
Невольно вспоминаются слова одного из участников Кавказской войны – офицера Бессонова, написавшего об этих местах: «На сыром полу пещеры, застеленном только свалявшимся сеном и грязными тряпками, сидело в ряд шесть женщин. Сквозь камень просачивалась влага, в трещинах шевелились мокрицы, воздух, пропитанный запахом прелой шерсти, был невыносим для дыхания. У самого входа в пещеру сидела маленькая девочка с бледным личиком и красными от напряжения глазами; своими тонкими белыми пальчиками она, не отставая от других, ткала ковер. И я подумал: недолго при таком труде и ей превратиться в такую же старуху, как все остальные. Работали женщины в полутьме, и я поразился, как могли они создавать поистине художественные произведения».
– Все мы тут старухи, – говорит мастерица Гюлназ Юзбекова. Она первой вернулась с обеда и пьет чай, дожидаясь остальных. Чтобы успеть к началу рабочего дня, Гюлназ встает каждый день не позднее пяти утра. Надо сделать все домашние дела и накормить пятерых детей. – Мне 50 лет, я в очках сижу. Труда много, зарплаты мало. Летом домашние дела, коровы – тогда станки пустуют. Говорят, скоро все закроется. Молодые работать не хотят, да и не умеют. Раньше мы учились у родителей, но сейчас дома уже никто не ткет. Только на фабрике.
– Нравится работа?
Гюлназ качает головой:
– Другой в селении нет, а кушать надо…
На шумном проспекте Петра Первого в Махачкале посетителей зазывает Центр этнической культуры. Здесь есть все: и кубачинские браслеты, и гоцатлинские кинжалы, и даже костюмы горянок из самых разных уголков Дагестана. Но больше всего руководитель центра Шахнабат Алимагомедова любит ковры. Эта современная деловая женщина родом из Межгюля. Она потомственная мастерица. В три года уже завязывала узелки, в четвертом классе самостоятельно ткала ковер. Вот только в советские времена картина была несколько иной.
– У нас всегда радовались рождению дочерей. За работу мы получали 250 рублей в месяц – вдвое больше, чем учитель! В нашей семье было семь девочек – целое богатство! И работа была в радость. Ковер – не какой-то обычный предмет, он наполнен смыслом. В горах по сей день говорят: «Хозяин старинных ковров имеет богатую библиотеку».
Шахнабат листает сложенные друг на друга ковры, словно страницы гигантской книги, полной удивительных историй.
– В коврах бывают медальоны, вокруг которых группируется орнамент. На самых старых рисунках в центре изображали Землю, теперь – Солнце. Бордюр собирает узор воедино, чтобы в доме был порядок. В нем почти всегда есть кайма, изображающая воду или бесконечность.
Один за другим мелькают ковры, сотканные разными народами, названные в честь древних селений и давно умерших мастериц. Аварские давагины, табасаранские кюмесы, кумыкские думы и циновки… По шерстяному ворсу плывет лодка – тот самый Ноев ковчег. Хочется верить, что на нем среди спасенных тварей путешествовали сразу два ковра – с мужским и женским узором. Ибо орнаменты, как и живые существа, имеют пол. На коврах «Чире», словно на абстракционистской версии полотен Брейгеля, разворачивается обширная панорама окрестностей одноименного аула: ущелье, долина, крутые скалы. На популярном сумахе притаился дракон, а узор «Ахтынская роза», скорее всего, позаимствован с павловопосадских платков, привезенных сюда в XIX веке русскими солдатами. Мелькают схематичные растения и звери, кресты и солярные знаки. Они уходят все глубже в толщу времен, и вот уже посередине орнамента прорастает огромное древо жизни, над которым стоит языческая богиня-мать с двумя птицами в тонких руках…
Как утратили старинные технологии…
История кавказского ковроткачества уходит в необозримую древность. Местные ковры упоминал еще Геродот, их богатые цвета хвалили путешественники VII века. Это потом дагестанцы и азербайджанцы будут спорить до хрипоты, на чьей территории появился тот или иной узор. В те времена и на севере, и на юге их создавали одни и те же народы, не помышлявшие о будущей границе. В XII веке великий Низами рассказывал в поэме «Хосров и Ширин» о старинных безворсовых коврах, украшенных драгоценными камнями. Даже часть налогов здесь взималась не серебром, а этими предметами роскоши. Прикаспийские ковры нередко украшали шедевры художников Возрождения. Дева Мария с младенцем у нидерландского мастера Ганса Мемлинга восседает на «Мугане», а изображенные Гольбейном послы вальяжно облокотились на испещренный свастиками гянджа-казахский ковер.
После вхождения Дагестана в состав России настала эпоха мануфактур. В XIX веке в Каспийской области производились десятки тысяч ковров. Этому способствовало изобилие шерсти и натуральных красителей, в особенности – марены.
В ковроткачестве красный цвет, олицетворяющий огонь, всегда был одним из главенствующих. Его получали из червей и моллюсков, но самым доступным источником была марена красильная – скромное растение с желтыми цветами и длинным багровым корнем. Она здесь росла настолько обильно, отличалась такими изысканными оттенками и приносила столь огромные доходы, что эти корни даже попали на герб Дербента.
Все изменилось в 1869 году, когда немецкие химики Карл Гребе и Карл Либерман открыли синтез дешевого искусственного ализарина – красящего вещества марены. Пришло время анилиновых красителей. Тщетно иранский шах приказывал отрубать руку всякому, кто расцвечивал пряжу новомодными химикалиями. Прогресс было не остановить. Окончательно похоронила естественные красители советская власть, собравшая работавших по старинке кустарей в большие фабрики. Директоров заботили масштабы и дешевизна, а не вздохи бабушек об особых, словно сияющих оттенках маренового корня. Древние рецепты забылись, а старинные ковры в конце XX века утекли за границу, так что сейчас их в Дагестане сложно отыскать даже в музеях. Захирело, не выдержав конкуренции с зарубежными товарами, и экономичное анилиновое производство.
Шахнабат уверена, что традиционное ковроткачество еще можно спасти. Стоит создать подходящие условия – и на смену уходящему поколению межгюльских ткачих явятся их дочери и внучки. Вот только государственное финансирование ремесел словно уходит в песок, не достигая адресатов. Даже овечью пряжу жителям республики, известной своими отарами, приходится закупать в Москве: местное производство давно обанкротилось. Но когда чиновники разводят руками, на помощь приходят энтузиасты, у которых, может, и нет бешеных денег, зато есть любовь к своему делу.
…и обрели вновь
В просторном кабинете здания Академии наук неподалеку от Центра этнической культуры меня встречает заслуженный деятель науки Республики Дагестан, доктор исторических наук Магомедхан Магомедханов. Здесь он заведует отделом этнографии. Самые яркие авантюры этого необычного человека – плотного, с резким, словно рубленым, суровым лицом – достойны быть вытканными на ковре. Ведь это профессор Магомедханов был первым, кто попытался возродить дагестанские ковры в том виде, в каком их ткали до изобретения анилиновых красок. Было это в 1993 году.
– Мои рисунки разворовали по всему Дагестану, и я рад, – веско говорит создатель бренда «Ханские ковры». – Ковроткачество – огромный мир. Есть международные конгрессы, есть Всемирная ассоциация по натуральным красителям, в исполнительный комитет которой я вхожу. На конференции в Южной Корее мой желтый цвет занял первое место. Коллеги спросили, откуда я его беру, и я сказал – из рододендрона. Но ничего у них не вышло. Оказалось, что в Дагестане растет особый рододендрон, с иными свойствами.
Многие объявляют себя первооткрывателями, но на самом деле возвращение к натуральным красителям ковров инициировал в 1991 году американец Джордж Евремович, внук председателя парламента Югославии, которого расстрелял Иосип Броз Тито. Еще был немец Гароль Бёмер, который в Турции получил огромные гранты на восстановление естественных красок. Я познакомился с Евремовичем, но тот мне ни единого секрета не раскрыл.
К счастью, в 1984 году я встретил на конференции американку Джозефину Пауэлл. Легендарная женщина! Еще во времена короля Захир-шаха она создала Национальный музей Афганистана. Его потом разбомбили, но Джозефина успела спасти весь архив и передать его в Гарвард. Я ей пожаловался, и она сказала: «Ничего они в этом деле не смыслят. Гароль как был школьным учителем химии, так им и остался, а Евремовича больше интересуют деньги, чем ковры. Ты надолго в Стамбуле?». И за неделю прямо у себя на кухне многое мне объяснила.
Вернулся я на родину, сделал пару ковров и показал Евремовичу. Тот их почти полчаса осматривал, потом сказал, что будет со мной работать.
Пришел я на фабрику в Хучни – а там одна администрация. Производства нет, зарплаты никакой, стекла выбиты, грязь, ветер. Когда я предложил договор аренды, они испугались. Решили, что я – мафиози и собрался здание отнимать. Не хотите контракт? Значит, все будет незаконно. Наличкой. Это мои собственные деньги, зачем мне главу района кормить? Так и работал. В лихие девяностые здесь шла война, а я поставлял в Америку ковры. Когда международный аэропорт был закрыт, вывозил через Ичкерию, вообще без всякой таможни. Потом бабахнуло 11 сентября, в США резко упал спрос, и у Евремовича начались большие проблемы. Сейчас я ковры почти не делаю.
Это вам не какие-нибудь персидские ковры
– Любой пакистанский ковер уступает сделанному на Кавказе, – уверен Ариф Сулейманов, в прошлом заместитель декана юрфака Даггосуниверситета, а ныне чуть ли не единственный предприниматель республики, которому удалось построить устойчивый доходный бизнес по производству ковров. – Массовая штамповка невозможна, но продавать в год полтысячи квадратных метров дорогих изделий вполне реально. Наши сумахи не имеют аналога в мире. И хотя это понимает лишь один из тысячи, такой человек иранский ковер вместо дагестанского никогда не купит.
Мы сидим в широкой гостиной махачкалинского дома Арифа. Во дворе двое помощников устраивают купание красного ковра: перед тем, как отправить новорожденный предмет роскоши в магазин, его надо вымыть и хорошенько подстричь по краям.
Чувствуется плотный запах мокрой овчины. Ариф, надвинув на лоб простецкую бейсболку, разливает чай. Он табасаранец, и любовь к этому напитку у него врожденная, равно как и любовь к исконному ремеслу его соплеменников – ковроткачеству. Коллеги уважительно говорят про Сулейманова, что он родился на ковре. Мать его была известной мастерицей, и сам будущий юрист с детства умел ткать пестрые сумахи. В 1998 году он вернулся к этому ремеслу, которое постепенно стало главным делом его жизни.
– Когда я начинал, никто не верил в успех, – довольно улыбается Ариф. – А я видел важность моего занятия не только для нашего ремесла, но и для всего человечества. Десять лет мы почти не делали ковры, занимались исключительно цветами. Читали старинные книги, ставили опыты. Перелопатили около двухсот растений, перепробовали множество их сочетаний. Сейчас используем 18 основных цветов. Запатентовать это невозможно, мы просто храним наши секреты. Для мастера их потеря равносильна самоубийству.
Впрочем, одних секретов недостаточно. Нужна еще яростная, бескомпромиссная готовность работать. Недаром Ариф в шутку говорит, что в Дагестане выживают только трудоголики и казнокрады. Сейчас у него уже четыре фабрики, он строит новые. Помощники набираются опыта, но все равно красильню Сулейманов всегда контролирует лично. Свойства растений постоянно меняются, а потому их концентрацию приходится регулировать «на глазок». Иначе тех самых, изначальных цветов не достичь.
В отличие от Магомедхана, он ориентируется на внутренний рынок. Большинство его изделий покупают дагестанцы, знающие толк в качественных коврах, – от главы республики до эмигрантов, давно покинувших родные места.
– Мне говорили: «Зачем ты это делаешь? Ковроткачество – тяжкий, рабский труд за унизительно низкую плату. Наш народ занимался им испокон веков, но тебе это надо?». И я тоже думал: неужели меня будут проклинать? Но потом спросил у самих женщин, и они удивились: «Ариф-халу, да вы что!» Ткачихи знают: стоит им подняться от станка, на их место тут же сядут другие. Если бы много бизнесменов платили столько, как я плачу, было бы тяжело. Но работы в деревнях нет. Люди брошены на произвол судьбы. Вот и остается им лишь ткать, как их бабки и прабабки делали. И так же, как они, создавать прекрасное. Хороший ковер будто радуга на небе. Даже лучше – такого богатства оттенков не найдешь и на радуге…
Круглолицая лезгинка вплетает в трепещущую основу тысячи нитей, обрывая их, словно древняя богиня судьбы. Каждая ворсинка неповторима, но только там, где все они сливаются в единое целое, можно разглядеть и узор, и смысл.
Орнамент ковра подобен книге, которая писалась не одну тысячу лет. Любой самый крошечный его символ имеет значение, каждый штрих рожден тяжким, мучительным трудом многих поколений. Но даже в страшной «Топанче» среди знаков войны и крови опытный глаз различит силуэты птиц, яркое солнце, озаренные им дома и кущи райского сада, заветной родины людей и ковров.
Загрузка...